Мощность — это не про яркость. Это про нагрузку на электрическую систему. Современные светодиоды при малом энергопотреблении могут давать мощный световой поток, но старые привычки остались. Люди по инерции подбирают лампы по ваттам, не сверяясь с тем, сколько реально выдерживает сам корпус светильника. В результате перегреваются патроны, плавятся пластиковые детали, выгорает проводка.
Правильный подход — проверка допустимой мощности, указанной на светильнике, и выбор лампы с подходящими параметрами. Для оценки яркости ориентируйтесь на люмены. Так, лампа на 8 Вт может давать те же 800 лм, что и старая лампа накаливания на 60 Вт — но без перегрева.
Особенно важно учитывать это в закрытых светильниках или в корпусах из чувствительных материалов. Превышение рекомендованной мощности — это не просто ошибка, а потенциально опасное решение.
Цветовая температура измеряется в кельвинах (К) и влияет не на физическую температуру воздуха, а на восприятие атмосферы в помещении — то есть на то, как пространство ощущается визуально и эмоционально. Ошибка — выбирать лампы без учета функции комнаты. Универсальной температуры не существует: свет, который работает в офисе, разрушает уют в спальне.
Теплый свет (2700–3000 К) подходит для зон отдыха — гостиных, спален, столовых. Он расслабляет, снижает зрительное напряжение и приближен к естественному свету свечей или заката. Холодный свет (4000–5000 К) — для функциональных пространств: кухни, ванных, кабинетов. Он активизирует внимание и помогает сосредоточиться.
Главное — избегать смешения цветовых температур в одной зоне. Разные оттенки белого рядом делают интерьер визуально «грязным». Лучше выбрать одну температуру на помещение и следовать ей во всех источниках освещения.
Технический свет в зонах, где требуются концентрация и точность, часто недооценивают. Универсальная люстра в центре комнаты не заменяет локальное освещение у кухонной столешницы, зеркала в ванной или рабочего стола. В результате — тени, усталость глаз, неэффективное использование пространства.
Решение — зонирование и расчет освещения по задачам. На кухне нужна линейная подсветка под навесными шкафами. В ванной — симметричное освещение по бокам зеркала, а не сверху. В кабинете — настольная лампа с направленным потоком и уровнем не менее 400–500 лм.
Яркость определяется не мощностью лампы, а световым потоком — люменами. Подбирайте лампы не по количеству ватт, а по задачам. И оценивайте не только мощность, но и угол рассеивания света: иногда одна направленная лампа работает лучше, чем три декоративные.
Даже идеальная температура и яркость могут не подойти в конкретный момент. Свет — динамичная величина: утром хочется одного, вечером — другого. Ошибка — использовать один фиксированный уровень яркости без возможности адаптации.
Диммеры решают эту задачу. Они позволяют менять интенсивность света в зависимости от времени суток, настроения или сценария использования. Особенно полезны в спальнях, столовых, гостиных — зонах, где важна гибкость и настройка атмосферы.
Установка диммера требует выбора совместимой лампы. Светодиоды должны быть маркированы как «диммируемые». Также важно подобрать сам диммер с подходящей нагрузкой и минимальным уровнем мерцания. Современные модели работают не только с поворотными ручками, но и с сенсорным управлением или интеграцией в системы умного дома.
Частая ошибка — выбирать светильники, ориентируясь только на форму или стиль, игнорируя их размер в контексте помещения. Визуально слабый или, наоборот, чрезмерно массивный источник света нарушает пропорции и делает интерьер негармоничным.
При выборе потолочного светильника ориентируйтесь на формулу: длина + ширина комнаты в метрах × 10 = диаметр светильника в сантиметрах. Например, комната 4×3 м потребует светильника диаметром около 70 см. Для подвесов важна также высота потолка: в столовых и кухнях их вешают на 70–90 см над столешницей, в коридорах — на высоте не менее 210 см от пола.
Настольные и напольные лампы тоже требуют учета масштаба: абажур должен быть пропорционален мебели, а основание — устойчивым. Светильник не должен перетягивать внимание, но и не быть незаметной точкой — он работает как элемент композиции.
Один источник света, даже самый мощный, не способен обеспечить качественную многослойность. Ошибка — полагаться только на потолочный светильник. Это делает интерьер плоским, невыразительным и неудобным для жизни.
Эффективное освещение строится на сочетании трех уровней: общего, локального и акцентного. Общее (потолочные светильники, треки) обеспечивает равномерное освещение. Локальное (настольные лампы, подсветка рабочих зон) — отвечает за функциональность. Акцентное (бра, подсветка ниш или картин) — добавляет глубину и эмоциональную выразительность.
В жилом пространстве важно предусмотреть сценарии. Один и тот же угол может быть местом для чтения, общения и вечернего отдыха — и для каждого нужен свой свет. Многоуровневое освещение позволяет подстроиться под контекст и использовать свет как инструмент управления настроением.
Дневной свет — основной источник энергии и комфорта в интерьере. Ошибка — не учитывать его при проектировании искусственного освещения. В результате — перекос в яркости, дублирование света или дисбаланс между тенью и освещением.
Первый шаг — анализ инсоляции: где и когда в комнате появляется свет, какие участки остаются в тени, как отражается свет от стен и поверхностей. От этого зависит расположение и мощность искусственных источников. Например, восточная спальня требует более теплого света вечером, а северная кухня — усиления света днем.
Важно также не перекрывать доступ света тяжелыми шторами или крупной мебелью. Полупрозрачный текстиль, отражающие поверхности и светлая отделка усиливают естественное освещение. Встроенные светильники и направленные источники света помогают сбалансировать освещенность в зависимости от времени суток.
Ошибки в освещении редко заметны сразу — но именно они влияют на усталость глаз, восприятие пространства и даже настроение. Освещение — не только вопрос света, но и вопрос сценария, ритма, адаптивности. Правильная настройка — это когда свет работает вместе с архитектурой и повседневной жизнью, не конкурируя с ними, а поддерживая. Внимание к температуре, яркости, масштабу и слоям освещения позволяет сделать интерьер не только эстетичным, но и функциональным.
Освещение влияет на восприятие пространства не меньше, чем планировка или материалы. При этом ошибки с выбором источников света, их размещением или мощностью встречаются даже в профессиональных проектах. Редакция JUNG Media составила перечень типичных ошибок, которые допускают при организации освещения. Этот список — практическая основа для выстраивания светового сценария в любом интерьере.
.avif)
Устойчивый интерьер начинается с выбора материалов. Сегодня дизайнеры отдают приоритет не визуальной новизне, а происхождению и жизненному циклу — от добычи до утилизации. Преимущество получают ресурсы с минимальным углеродным следом и возможностью повторного использования.
Особое место занимает экологически сертифицированный текстиль: льняные, конопляные и хлопковые ткани без синтетических добавок и токсичных красителей. Все чаще используются краски на водной основе с низким содержанием ЛОС (летучих органических соединений) — они безопасны для здоровья и снижают загрязнение воздуха внутри помещений.
Выбор таких материалов не ограничивается эстетикой — это заявление об ответственности. При грамотной интеграции они формируют не только визуальный образ, но и среду с меньшим воздействием на климат.
Интерьер больше не строится вокруг замены. Вместо этого — модульность, разборные конструкции, устойчивые к износу материалы. Такой подход позволяет мебели и отделке не устаревать морально и физически, а адаптироваться к изменениям жизни.
Принцип «ремонт вместо замены» становится ключевым. Это влияет на выбор креплений, тип сборки, даже доступ к отдельным элементам. Конструкции разрабатываются так, чтобы их можно было демонтировать, заменить фрагмент, перенастроить под новое пространство.
Модульная мебель — центральный пример: секционные диваны, наращиваемые системы хранения, разборные каркасы. Они рассчитаны не на интерьер, а на цикл жизни пользователя.
Растет интерес к предметам с историей: винтаж, реставрация, апсайклинг. Это не про эстетику ретро, а про экономику внимания — вещи, которые уже доказали свою прочность, не требуют нового ресурса на производство.
Такой подход поддерживает круговую модель дизайна, в которой ресурсы остаются в обороте, а стоимость распределяется на десятилетия использования.
Технологии делают устойчивость частью повседневной рутины. Умные системы не требуют усилий со стороны пользователя — они автоматически снижают энергопотребление, адаптируются к ритмам жизни и минимизируют потери.
Энергоэффективные приборы нового поколения — холодильники, стиральные машины, системы вентиляции — объединяются в единые экосистемы, что позволяет контролировать потребление в реальном времени.
Дополнительно развиваются внешние инфраструктурные решения: солнечные панели, аккумуляторы, системы рекуперации тепла. Все чаще встречаются зеленые крыши и фасады, которые не только улучшают теплоизоляцию, но и компенсируют воздействие на микроклимат.
Автоматизация здесь не про комфорт — она про осмысленное распределение ресурсов. И чем раньше она интегрирована в архитектуру, тем выше ее эффект.
Интеграция природы в интерьер — это не тренд, а физиологическая необходимость. Биофильный дизайн отвечает на запрос на восстановление связи между человеком и окружающей средой, которую урбанизация и цифровая среда вытеснили.
Исследования показывают: регулярное визуальное и тактильное взаимодействие с природными элементами снижает уровень стресса, стабилизирует сердечный ритм, повышает концентрацию.
Но главное — биофильный дизайн возвращает в интерьер ритмику живого: сезонность, изменение светотени, текучесть форм. Это делает пространство менее стерильным и более обитаемым.
Устойчивый интерьер — это не только про материалы и технологии, но и про переосмысление потребления. Вместо быстрой покупки — вдумчивый отбор. Вместо сезонного декора — универсальные вещи, которые работают вне времени.
Уход от визуального шума и одноразовых решений приводит к минимализму нового типа — не эстетическому, а поведенческому. В этом контексте каждая вещь должна быть функционально и эмоционально обоснована.
Популярность приобретают одиночные выразительные объекты — холст вместо постеров, один ковер вместо сменных дорожек. Это снижает объем отходов и закрепляет личную привязанность к пространству.
Переход от потребления к выбору формирует не только интерьер, но и образ жизни. Он делает дом не витриной, а живой системой, настроенной на человека и его долгосрочные ценности.
Устойчивость перестает быть альтернативой — она становится новой нормой. Сегодня дизайн не может быть просто красивым или модным. Он обязан быть функциональным, долговечным и экологически обоснованным.
В интерьерах 2025 года эта логика видна на всех уровнях: в выборе материалов, в архитектурной структуре, в пользовательском поведении. Это не про отказ от комфорта, а про его переопределение. И чем глубже встроены принципы устойчивости, тем гармоничнее становится пространство — для человека, общества и среды.
Интерьер больше не воспринимается как фон. Он становится инфраструктурой будущего — той, что учитывает пределы ресурсов, но не ограничивает воображение.
Устойчивость больше не альтернатива — она становится основой дизайна. Мы по-новому смотрим на материалы, функциональность и саму идею интерьера. В центре — долговечность, экологичность и связь с природной средой. Мебель проектируется на годы, решения учитывают климат, а материалы выбираются по жизненному циклу. Редакция JUNG Media собрала в новом гиде ключевые принципы устойчивого дизайна: от вторсырья и автоматизации до биофильной архитектуры. Устойчивость — это не тренд и не стиль. Это способ думать и создавать пространство, которое работает в долгую.
Человеческое тело ориентируется на смену дня и ночи. Этот суточный цикл регулируется светом. Холодный, синий спектр — как ранний дневной свет — активирует, повышает концентрацию, подавляет выработку мелатонина. Теплый — как вечерний или костровой — расслабляет, снижает возбуждение, готовит организм ко сну. Такая реакция формировалась в ходе эволюции: наш мозг привык «читать» холодный свет как сигнал бодрствования, а тёплый — как знак приближения ночи и необходимости замедлиться. Свет — это язык, на котором природа говорит с телом.
Циркадные ритмы зависят от спектра освещения. После заката зрительная система перестает воспринимать дневной свет как норму. Теплое свечение — в диапазоне от 1700 до 3000K — становится естественным. Именно поэтому вечером рекомендуется выключать холодные источники и использовать лампы с «мягким белым» светом.
Это не просто вопрос уюта. Нарушение светового режима может влиять на качество сна, уровень стресса и даже работу обмена веществ.
Теплый свет — это спектр с цветовой температурой от 1700 до 3000 кельвинов. Чем ниже значение, тем «теплее» и желтее свет. Для ориентира: пламя свечи — около 1800K, лампа накаливания — 2700K, теплый светодиод — 2700–3000K.
В маркировке ламп такие значения чаще всего обозначаются как «теплый белый» или «мягкий белый». Это оттенки с желтоватым подтоном, близкие к тому, как выглядит свет на закате или у костра.
Важно понимать: температурная шкала в кельвинах — это не про нагрев, а про спектр. Холодный свет может быть ярким и технически «белым», но при этом вызывать визуальный стресс в вечернее время. Теплый свет — мягкий, но достаточный для ориентации и фонового освещения.
Теплый свет особенно эффективен в зонах отдыха: спальнях, гостиных, столовых. Здесь он помогает снять напряжение после активного дня, создает спокойную среду для восстановления.
В спальне теплое освещение важно не только вечером. Оно полезно и утром — особенно зимой, когда естественного света недостаточно. Мягкое, рассеянное свечение в диапазоне 2200–2700K помогает проснуться без стресса.
В гостиной и столовой теплый свет работает как элемент атмосферы: он подчеркивает текстуры, смягчает контуры, снижает визуальный шум. Особенно это актуально в помещениях с натуральными материалами — деревом, камнем, тканью.
На балконах и в вечерних зонах сада теплый свет добавляет ощущение безопасности и покоя. Он не слепит, не искажает восприятие пространства и не мешает соседям.
Теплый свет искажает восприятие цвета. Под освещением в диапазоне 2700К поверхности приобретают более жёлтые и красноватые оттенки: белое кажется кремовым, серое — уходит в бежевое, синий теряет насыщенность. Это особенно важно учитывать при выборе отделки, текстиля и мебели. Материалы, идеально выглядящие при нейтральном дневном свете, могут визуально «потеплеть» или померкнуть в вечернем интерьере. Чтобы избежать неприятных сюрпризов, тестируйте образцы в том освещении, которое будет использоваться в реальности — с включенным светом, в том числе вечером. Только так можно понять, как цвет поведёт себя в живом, а не выставочном пространстве.
Матовые, пористые материалы в теплом свете выглядят глубже, чем глянцевые. Ткань, дерево, штукатурка «раскрываются» при мягком боковом освещении. Холодные материалы — стекло, металл, плитка — могут выглядеть тускло или «грязно», если свет выбран неверно.
Важно учитывать и взаимодействие с цветом стен. Теплый свет усиливает теплые оттенки: охру, терракоту, пыльный розовый. Но может конфликтовать с чистыми белыми или прохладными серыми — они теряют нейтральность.
Теплый свет расслабляет, но не стимулирует. В зонах, где важна концентрация — на кухне, в кабинете, у зеркала в ванной — он может мешать. При низкой цветовой температуре снижается контраст, искажаются оттенки, возрастает зрительное напряжение при точной работе.
Частая ошибка — использование одной тёплой лампы для всего помещения. Такой свет создаёт провалы в освещении, делает тени тяжёлыми и усложняет навигацию в пространстве. Особенно это критично в комнатах со смешанными функциями — например, в студии или совмещённой кухне-гостиной, где разные зоны требуют разной световой интенсивности. Чтобы избежать визуальной плоскости и добиться комфорта, организуйте многоуровневое освещение. Минимальный рабочий набор: мягкий потолочный свет с рассеянной температурой, 1–2 локальных светильника в зонах отдыха и регулируемый свет рядом с рабочими или обеденными поверхностями. Это создаёт гибкость и помогает подстроить атмосферу под задачу — будь то готовка, чтение или вечер без экрана.
Другой риск — воспринимать теплый свет как синоним темного. Свет может быть теплым и при этом достаточно ярким. Все зависит от количества источников и их распределения. Один светильник не заменит систему.
Теплый свет влияет на восприятие, самочувствие, ритм жизни. Именно поэтому его нужно выбирать не по описанию на упаковке, а по задаче, месту и времени суток.
Вечером он помогает снизить активность, подготовиться ко сну, создать фоновое спокойствие. Утром — запустить день мягко и без стресса. Днем — подчеркнуть материальность пространства. Но работает это только при продуманной схеме, в которой каждый источник света решает конкретную задачу.
Уют — это не свет в целом, а правильно подобранный спектр в нужной точке и в нужный момент. И теплое освещение — один из инструментов этого точного проектирования.
Цвет света — это не вопрос вкуса. Он влияет на самочувствие, восприятие пространства и даже на ритмы сна. Особенно это касается теплого света: свечей, ламп с температурой 2700K, мягких желтых светодиодов. Такой спектр воспринимается организмом как сигнал к отдыху и помогает естественно перейти от активности к покою. Редакция JUNG Media подготовила гайд по основам теплого освещения.
Castlecore (крепость)— это не реконструкция Средневековья, а визуальная сборка из символов, связанных с замковой атмосферой: камень, кованый металл, бархат, гобелены, своды, стрельчатые арки. В соцсетях его называют по-разному: от «Medieval Modern» до «Weirdieval» (прим. J—M от английских слов weird и medieval странный чудаковатый и средневековый). В интерьере он работает как анти-тезис к нейтральным, пустым, легко заменяемым пространствам.
Тренд оформился как эстетика на пересечении культурной усталости от одноразового дизайна и желания иметь дело с вещами, которые выглядят прочными. В отчете Pinterest Predicts за 2025 год отмечено: замки, готика и псевдосредневековые мотивы становятся формой нового домашнего уюта.
Эта эстетика отвечает на потребность в опоре — буквально и метафорически. В интерьерах это выражается через массивную мебель, тяжелые ткани, насыщенные цвета, фактуру камня и металла. Визуально такие вещи «держат» комнату. Психологически — возвращают ощущение стабильности и защищенности.
В Castlecore важна не только форма предметов, но и их вес — физический и визуальный. Камень, дерево, металл — это не стилистика, а материал с позицией. Он дает ощущение прочности, постоянства и настоящего присутствия в пространстве.
Деревянная мебель с резьбой, гобелены на стенах, литые светильники — все это возвращает в интерьер тяжесть, от которой дизайн долго избавлялся. Если минимализм предлагал избавление от вещей, Castlecore — это выбор вещей, которые остаются.
Бархат, шерсть, гобеленовая ткань — не просто декоративные элементы, а функциональные: они глушат звук, удерживают тепло, создают визуальную плотность. Это тактильные материалы, которые стареют красиво, а не изнашиваются.
Castlecore использует палитру, которая задает вес и глубину пространству. Это не яркие акценты и не пастель — здесь работают насыщенные, плотные цвета: сланцевый серый, охра, темно-зеленый, винный, сапфировый, медный. Это оттенки, которые встречаются в натуральных материалах и старинных тканях.
Такие цвета не только создают атмосферу, но и структурируют интерьер. Они позволяют работать с зоной тени, контрастами, направлением света. Пространство приобретает архитектурное ощущение — не только через формы, но и через тональность.
Castlecore не требует воссоздания средневекового интерьера. Речь не о реконструкции, а о точечной работе с объектами, которые отсылают к эпохе, не теряя актуальности. Это может быть резной деревянный шкаф, железное бра, гобелен XVIII века или просто стол с толстой столешницей и следами времени.
Интерьер строится на цитатах, а не подражании. Один выразительный предмет задает атмосферу лучше, чем десяток стилизованных аксессуаров. Поэтому в Castlecore органично смотрится винтаж и антиквариат — особенно те вещи, которые несут на себе физические следы работы и возраста.
Современные дизайнеры тоже обращаются к мотивам Castlecore. Светильники из кольчуги, зеркала с металлическими арками, кресла, обтянутые тяжелым текстилем. Эти элементы читаются как реминисценции, а не реплики — они создают эффект «плотного» пространства без стилистической перегрузки.
Возрождение замковой эстетики совпало с периодом тревожности, вызванной быстрым технологическим развитием. Castlecore становится визуальной и материальной альтернативой цифровой среде: в нем нет пластика, глянца, гладкости и бесплотности. Это интерьер, где важен вес — буквальный и символический.
Он отталкивается от всего, что ассоциируется с автоматизацией и одноразовостью: быстрой модой, тиражным декором, интерьерными трендами, рассчитанными на два сезона. В Castlecore предметы делаются медленно, служат долго, обладают физическим и эмоциональным ресурсом.
Это не просто ностальгия по прошлому. Это способ выразить усталость от новизны ради новизны. Когда даже творчество становится генеративным, стремление к ручной работе, грубой текстуре, вечным материалам — это уже культурное высказывание.
Castlecore совпадает по времени с ростом интереса к устойчивому потреблению. Молодые поколения все чаще отказываются от быстрых покупок в пользу вещей, которые служат долго и могут быть переданы дальше. Интерьер в этом стиле поддерживает именно такой подход.
Антикварная мебель, гобелены, текстиль ручной работы — это объекты с длительным жизненным циклом. Их не выбрасывают через пару лет. Они не теряют актуальности, потому что не подчинены сиюминутной моде. Они вписываются в семейную историю и становятся частью личной архитектуры дома. В эпоху перемен замковая эстетика говорит не о прошлом, а о попытке найти форму устойчивого настоящего.
Средневековая эстетика снова на слуху. В интерьерной ленте все чаще появляются бархатные кресла, гобелены, резные шкафы и кованые светильники. Эти элементы не воспроизводят исторический интерьер — они добавляют ощущение устойчивости, веса и материального покоя. Сегодня это выглядит не как мода, а как культурный симптом. Редакция JUNG Media попыталась разобраться, почему замковая эстетика снова актуальна, как она вписывается в современный дизайн и почему визуальный «тяжелый стиль» оказался важным именно сейчас.
.avif)
В интерьере Cafecore стол — не центр композиции, а элемент, встроенный в ритм дня. Это место, где пьют утренний кофе, читают, едят, общаются. Он должен быть устойчивым, удобным и не требовать бережного отношения. Натуральное дерево, металл с видимой сваркой, плита с патиной — уместны любые материалы, которые сохраняют следы использования.
Вместо одного большого стола стоит использовать два-три маленьких: их проще перемещать и объединять при необходимости. При выборе важно учитывать тактильность и следы времени. Мебель не должна быть новой на вид, но и не выглядеть искусственно состаренной. Лучше всего работают материалы, которые стареют естественно.
Визуально интерьер выигрывает, если в мебели видны конструктивные элементы — винты, болты, швы. Они добавляют детализацию, не перегружая пространство декором.
В Cafecore нет необходимости подбирать одинаковые стулья. Наоборот, легкие различия в форме, цвете или фактуре добавляют жизни. Главное — не нарушить общий масштаб и не создать ощущение случайности. Важно, чтобы все предметы «держались» в одной тональности.
Оптимальный подход — варьировать один или два параметра. Например, стулья могут быть из разных пород дерева, но с одинаковой высотой сиденья. Или разной формы, но с общей отделкой. Это создает разнообразие без шума.
Важно выбирать конструкции, которые выдерживают ежедневную нагрузку. Cafecore не про деликатную мебель. Износ, потертости, неровности — это не минусы, а часть образа. Все, что выглядит слишком новым, может выбиваться из атмосферы.
Общее освещение с равномерной яркостью — не для Cafecore. Здесь свет работает как способ зонирования и создания ритма. Важно не залить все пространство, а расставить акценты: лампа у дивана, бра над полкой, подвес над столом. Свет должен идти из конкретной точки и освещать конкретное действие.
Лучше всего работают лампы с теплым спектром и мягкими границами света. Матовые плафоны, текстильные абажуры, пергамент, стекло с рассеивателем — все, что дает не прямой луч, а рассеянное свечение. Яркость — умеренная, цветовая температура — ближе к естественному дневному свету.
Разные источники располагаются на разных высотах: напольный светильник, настольная лампа, потолочный подвес. Это создает многослойность. Свет можно включать по одному, добавляя или убирая очаги — в зависимости от времени суток или настроения.
В интерьере Cafecore стены не играют главную роль. Они создают фон, но не тянут на себя внимание. Главное здесь — как поверхность работает со светом в течение дня. Текстура и матовость важнее цвета.
Хорошо подходят покрытия с мягкой поверхностью: известковая побелка, матовая штукатурка, краска с минимальным блеском. Они поглощают свет под прямыми углами и отражают его рассеянно. Это делает пространство живым — свет меняется в зависимости от времени суток, и с ним меняется само восприятие комнаты.
Не стоит гнаться за сложными цветами. Лучше выбирать нейтральные, «съеденные» оттенки — серо-бежевые, теплые серые, разбеленные охры. Они не спорят с мебелью и текстилем, не устают и не утомляют.
Полки в стиле Cafecore — не про демонстрацию, а про ритм и доступность. Это место для вещей, которые реально используются каждый день: чашки, стаканы, специи, книги. Главное — не перегружать. Полки работают как паузы в визуальном ритме, дают глазу возможность остановиться.
Полезно чередовать заполненные и полупустые участки. Если поставить предметы впритык, полка выглядит тяжелой. Если оставить слишком много пустоты — она теряет смысл. Оптимально — собирать небольшие группы, оставляя между ними воздух.
Структура — еще один важный момент. Тяжелые и устойчивые предметы ставят ближе к краям или на нижние уровни, легкие — выше. Это придает полке устойчивость и делает ее частью архитектуры, а не просто местом хранения.
Отдельная зона для приготовления кофе — не атрибут стиля, а часть повседневного ритуала. В Cafecore кофейный уголок не маскируется под витрину. Здесь все под рукой: кружки, турка, френч-пресс, банка с зернами. Важно, чтобы пространство работало на привычки, а не на картинку.
Хорошее решение — использовать узкий стол, прочную тележку или встроенную поверхность рядом с кухонной зоной. Все оборудование — в пределах вытянутой руки. Предметы собираются в компактную группу, чтобы сохранить фокус и не распылять внимание.
Важно избегать стилизации: тематические таблички и надписи только отвлекают. Лучше вложиться в хорошую кофейную посуду и пару действительно нужных инструментов.
В Cafecore текстиль — это не украшение, а часть среды. Он отвечает за звук, тепло, свет и тактильность. Шторы приглушают шум и смягчают свет, скатерти собирают крошки и защищают стол, пледы добавляют веса и уюта на стульях и скамьях.
Легкие и деликатные ткани здесь не работают. Лучше выбирать плотные материалы: хлопок с грубым плетением, шерсть, лен, плотный деним. Они лучше держат форму, дольше служат и не требуют особого ухода.
Цвет — нейтральный или приглушенный. Важно, чтобы текстиль не спорил с остальной палитрой и мог стареть без потери внешнего вида. Следы использования — естественная часть обстановки.
Интерьер Cafecore не должен казаться завершенным. Здесь важно ощущение движения: кто-то только что встал, чашка еще теплая, книга лежит открытой. Это не беспорядок, а структура, в которой видны следы присутствия.
Оставленные вещи — часть композиции. Книга на подоконнике, свитер на спинке стула, открытая банка с чаем — все это делает интерьер живым. Главное — ограничить такие зоны: выделить одну-две поверхности, где эти предметы могут оставаться, не создавая ощущения хаоса.
Полка, приставной столик, комод — удобные места для таких «остановок». Если распределить их по комнате, пространство начинает дышать: в нем появляется ритм и глубина, даже без декоративных приемов.
Cafecore — это не стиль в привычном смысле. Это способ организовать пространство, в котором удобно жить. Здесь все построено вокруг ощущений: как падает свет, как звучит комната, как ведет себя ткань под рукой. Такой интерьер не требует дополнительных усилий, он складывается из повседневных решений и личных привычек.
В этом подходе нет стремления к идеалу. Главное — ритм, текстура, тепло. Комната становится продолжением действия: варите кофе, читаете, слушаете, сидите с друзьями. Вещи не выставлены, они на месте. Свет не заливает, а направляет. Материалы не маскируют, а подчеркивают. Cafecore — это интерьер без напряжения. Он не требует соответствия, но помогает чувствовать себя на своем месте.
Cafecore — не стиль, а интонация. Он не привязан к эпохе или тренду и не требует стилизации под кафе. Главное — атмосфера: как будто вы зашли в любимое место выпить кофе и остаться подольше. В отличие от хюгге или минимализма, здесь нет стерильности и уединения. Пространство живое, немного небрежное, личное — с книгами, свечами, разными стульями и мягким светом. Cafecore — это реакция на усталость от глянца и вылизанных интерьеров. Люди всё чаще обустраивают дом не ради картинки, а ради себя. В новом материале JUNG Media — откуда появился Cafecore, почему он стал популярен и как создать такую атмосферу из того, что у вас уже есть.
Светодиоды появились на рынке как техническое решение для уличного и промышленного освещения. В жилых проектах они долго не применялись из-за резкого голубовато-белого света, который воспринимался как «неуютный». Перелом произошел с развитием LED-чипов и оптики: появилась возможность регулировать цветовую температуру и равномерность светораспределения.
Сегодня светодиоды дают теплый и мягкий свет, подходящий для жилых помещений. Это стало возможным благодаря комбинации фосфорных покрытий, улучшенной калибровке чипов и разработке драйверов с точной регулировкой яркости.
Срок службы — до 25 000 часов, что в 15–20 раз дольше ламп накаливания. Потребление энергии — на 70–80% ниже при том же уровне освещенности. В пересчете на эксплуатационные расходы светодиоды быстро компенсируют свою более высокую стартовую цену.
Главное изменение — не в характеристиках, а в функциональности. Светодиоды стали частью архитектурного проектирования: они позволяют точно настраивать световые сценарии, изменять атмосферу, управлять освещением в зависимости от времени суток и задачи.
Лента — один из самых универсальных форматов LED-освещения. Это гибкая плата с чипами, которую можно нарезать по нужной длине и крепить к любой поверхности. Чаще всего используется для подсветки: под шкафами, внутри ниш, по периметру мебели или вдоль лестниц.
У ленты несколько вариантов яркости. «Нормальная» подходит для мягкой подсветки — например, над верхними шкафами. Более яркие модели используют для функционального освещения, например, под рабочей поверхностью на кухне.
Есть модели с защитным покрытием — они лучше переносят влагу, жару и загрязнения. Это важно для кухни и ванной. Без покрытия — для сухих и защищенных мест, вроде внутренней части шкафа или полки.
Лента помогает «поднять» мебель над полом, выделить ступени или создать мягкое фоновое свечение. В отличие от точечных светильников, она дает равномерный свет без резких теней.
Полосы и панели — это светильники с жесткой основой и встроенными чипами. Они ярче ленты, потому что содержат больше источников света и обеспечивают равномерное освещение. В интерьере их используют там, где нужен стабильный свет: в ванных комнатах, возле зеркал, в потолочных нишах.
Корпус обычно металлический, с акриловым рассеивателем. Это защищает от влаги и повреждений, поэтому панели подходят для влажных зон. Уровень яркости — от 360 люмен на 30 см. Есть модели с регулируемой температурой света и возможностью диммирования. Это позволяет точно настроить освещение под конкретное время суток или задачу.
Полосы можно использовать как верхний свет или акцент. Они легко монтируются в потолочные ниши, создают мягкое отраженное освещение и подходят для проектов с минималистичной эстетикой.
Шайбы — это компактные круглые светильники, которые дают направленный свет. Их устанавливают под шкафами, внутри ниш, над полками или в рабочей зоне кухни. Основная задача — создать локальное освещение и визуально выделить поверхность или предмет.
Шайбы формируют пятна света и тени, в отличие от ленты или панели, которые дают равномерное свечение. Это важно, если нужно подчеркнуть структуру материала — например, фактуру кварцитового фартука или декоративного покрытия стены.
Есть два типа: с питанием от батареек и с подключением к сети. Они продаются поштучно или в наборах. По уровню тепловыделения шайбы выигрывают у традиционных ксеноновых аналогов. Они безопасны, экономичны и не нагревают мебель. Это особенно важно в закрытых пространствах, где тепло накапливается быстрее.
Шайбы удобны там, где важна направленность света и его плотность. Их можно комбинировать с лентой или панелями для построения многоуровневых световых схем.
Светодиоды с возможностью смены цвета — это способ адаптировать освещение под разное время суток, настроение или задачу. Такие системы используют RGB-чипы и управляются через пульт, приложение или голосовые команды. Цвета можно фиксировать, плавно переключать или синхронизировать с музыкой.
Этот формат особенно популярен в жилых интерьерах с переменной атмосферой: гостиные, детские, спальни. Меняющееся освещение работает как элемент дизайна и как функциональное решение — например, теплый янтарный свет вечером снижает нагрузку на глаза, а нейтральный белый днем повышает концентрацию.
Варианты исполнения: ленты, панели, контурная подсветка. Сценарии — от подсветки зеркал и потолков до акцентных линий за мебелью или стеклянными поверхностями.
Световой шнур — это светодиодная лента, заключенная в гибкую пластиковую или резиновую трубку. Он менее яркий, чем обычные ленты или панели, но хорошо справляется с задачей декоративной подсветки. Диаметр — от 13 до 25 мм. Свет — чаще холодный, с синеватым оттенком.
Основная область применения — наружное освещение. Шнур защищен от влаги и механических воздействий, что делает его удобным для патио, балконов, дорожек, лестниц и садовых бордюров. Он гнется, монтируется вдоль перил и ограждений, может использоваться как контурный свет.
Шнуры легко монтируются, не требуют сложного подключения и дают устойчивое мягкое свечение по длине. Это делает их полезными в проектах с минимальными требованиями к световому сценарию, но с высокой нагрузкой на износостойкость.
Встраиваемые светильники — это модули, которые монтируются заподлицо с потолком или стеной. В корпусе уже установлен LED-источник, а встроенный теплоотвод продлевает срок службы и стабилизирует яркость. Такой формат подходит для общего освещения: коридоры, ванные, кухни.
Есть две конфигурации: автономные модули и стандартные лампы для встраивания в классические «банки». Первый вариант предпочтительнее — он надежнее и дает лучшее светораспределение.
Интеллектуальные лампы управляются через Wi-Fi или Bluetooth. С помощью мобильного приложения можно менять яркость, цвет, настраивать расписание или синхронизировать освещение с другими устройствами. Подходят для жилых и гибридных пространств, где важно быстро переключаться между сценариями. Настройки сохраняются, поддерживается голосовое управление.
Такие системы используют в умных домах и там, где нет возможности или желания прокладывать отдельную проводку для управления освещением. Это адаптивное решение для тех, кто хочет точный контроль без сложного монтажа.
Светодиодные технологии меняют подход к освещению в интерьере. Вместо стандартных ламп с фиксированной яркостью и цветом появляются гибкие инструменты, с помощью которых можно настраивать свет под конкретные задачи, время суток и архитектуру помещения. Свет становится частью сценария жизни, а не только ее фоном.
Ленты, панели, шайбы, шнуры, встраиваемые модули и умные лампы — это не просто разные форматы. Это система, которую можно собрать под конкретный проект, будь то квартира, лестничный пролет, санузел или веранда. Главное — понимать особенности каждого элемента и выбирать их по назначению, а не по внешнему виду.
LED — это не тренд, а базовая инфраструктура для современной архитектуры и дизайна. Она позволяет экономить ресурсы, адаптировать освещение, повышать безопасность и делать пространство более функциональным.
Светодиоды — универсальный и энергоэффективный источник света, который давно стал стандартом в современном дизайне. Они служат до 50 000 часов, потребляют в разы меньше энергии и позволяют точно настраивать температуру и яркость. Но LED-технологии уже вышли за пределы интерьера — их используют в архитектурной подсветке, городской навигации и медиавитринах. Выбор решений огромен: ленты, панели, встраиваемые модули, умные лампы — каждое подходит под свою задачу. С их помощью можно акцентировать детали, управлять настроением и экономить ресурсы. В новом гайде JUNG Media — как использовать LED в интерьере с умом.
Встраиваемые светильники — это не универсальное решение, но в определенных задачах они оказываются незаменимыми. Светодизайнеры выбирают их там, где требуется минимальное визуальное вмешательство при высокой эффективности освещения. Три ключевых преимущества:
Встраиваемый свет позволяет создать направленный луч, выделяя конкретные элементы: произведения искусства, ниши, архитектурные детали. Свет работает как театральный прожектор — он структурирует восприятие пространства. Это особенно важно в интерьерах, где следует удержать внимание на ключевых зонах без лишней визуальной перегрузки.
Потолочные встроенные светильники удобны для локального освещения рабочих зон — кухонных поверхностей, обеденных столов, кресел для чтения. В отличие от рассеянного света люстр и бра, они дают концентрированный поток, доходящий до конкретной точки. Особенно эффективны модели с узким углом светового пучка.
Современные модели встроенных светильников минимальны по размеру — от 2 до 3 дюймов. Это позволяет сохранить чистую поверхность потолка, особенно в интерьерах с минималистичной архитектурой. Светильники остаются незаметными, не конкурируя с другими элементами дизайна, и создают ровную световую сетку без визуального шума.
Несмотря на популярность, встроенные светильники требуют точного расчета и понимания контекста. Если использовать их механически — они создают визуальный дискомфорт, нарушают тепловой баланс и не справляются с задачей общего освещения. Вот три распространенных проблемы.
При размещении светильников исключительно в потолке и без поддержки бокового освещения стены остаются темными, а помещение — визуально сжимающимся. Это характерно для жилых комнат, где освещение должно быть многослойным. Исключение — домашние кинотеатры или зоны с намеренным занижением света.
Некоторые LED-модели имеют слишком неглубокую посадку — менее 1 см — и яркие матовые рассеиватели. В результате возникают так называемые «яркие бомбы», вызывающие переосвещенность, усталость глаз и головную боль. Особенно это актуально в открытых планировках, где светильники попадают в поле зрения с разных точек.
Каждое отверстие в потолке — потенциальный канал утечки тепла. Встроенные светильники, особенно без герметичной установки и теплоизоляции, могут нарушать тепловой контур помещения. Зимой через них уходит тепло, летом — поступает горячий воздух. Это увеличивает расходы на отопление и охлаждение. Решение — использовать сертифицированные модели с изоляцией или ограничить их применение в отапливаемых зонах.
Встраиваемое освещение — инструмент, который требует точного сценарного планирования. Его преимущества проявляются только тогда, когда светильники установлены с учетом функций пространства, углов падения света и взаимодействия с другими источниками освещения. Это не универсальное решение, а часть общей системы.
Для жилых пространств встроенные светильники эффективны в комбинации с торшерами, настенными бра и архитектурной подсветкой. Для общественных — в сочетании с датчиками освещенности и системами автоматического управления.
Встраиваемые светильники — один из самых востребованных инструментов в архитектурном освещении. Их ценят за незаметность, функциональность и гибкость в создании световой атмосферы. Такие решения используются почти по умолчанию — в жилых и общественных интерьерах. Но эффективность этих систем зависит от сценария, глубины встраивания, планировки и качества самих светильников. При неграмотном проектировании они могут давать тени, слепить или создавать темные зоны. Редакция JUNG Media разобралась, почему встраиваемые светильники так популярны, где они действительно работают — и в каких случаях лучше искать альтернативу.
.avif)
Если в XIX веке светильник был украшением, а в XX — инструментом, то сегодня он снова соединяет эстетику и технологию. Современные модели всё чаще воспринимаются как архитектурные элементы с визуальной и смысловой нагрузкой. На Euroluce 2025 это особенно ярко проявилось в работах Давиде Гроппи. Его подход основан на идее, что свет — это не функция, а способ рассказа: через освещение можно формировать эмоциональное восприятие пространства.
Проекты Гроппи, такие как лампа Nulla или серия Infinito, демонстрируют, как минималистичная форма и цифровые технологии позволяют свету растворяться в архитектуре, создавая эффект присутствия без видимого источника. Это направление подчеркивает переход от объекта к атмосфере — от вещи к состоянию.
Такой подход влияет на практику проектирования интерьеров, позволяя архитекторам использовать свет как строительный материал, работающий на уровне восприятия. Он также открывает путь к более интуитивной, художественной интеграции технологий в жилую среду.
Особое внимание на выставке было уделено разработкам, направленным на поддержку циркадных ритмов и повышение комфорта. Светодиодные системы нового поколения адаптируются к биологическим потребностям человека, включая температурный спектр, яркость и динамику изменения в течение суток.
Примером служат технологии Sunset Dimming и Sunset Sleep, позволяющие мягко уменьшать интенсивность и «согревать» оттенок света к вечеру. Лампа Fire от немецкой студии Grau исключает синий спектр, создавая уютное освещение, благоприятное для сна и восстановления.
Такие решения находят применение не только в жилых пространствах, но и в гостиницах, оздоровительных учреждениях, рабочих зонах с нерегулярным графиком. Они интегрируются в системы умного дома, автоматически подстраиваясь под поведение и распорядок пользователя, что делает свет частью персонализированной среды благополучия.
Модульные светильники становятся ответом на потребность в гибкости, особенно в архитектуре, где стандартные решения не соответствуют требованиям к индивидуализации. На Euroluce 2025 модульность показана как метод создания адаптивных и многосценарных световых систем.
Среди примеров — Column Horizontal от Лукаса Пита, состоящий из элементов, которые можно выстраивать горизонтально или вертикально в зависимости от функций помещения. Система Liiu от студии VANTOT использует проводящие тросы и подвесные модули, создавая сети освещения, органично вписывающиеся в пространства с высокими потолками или открытой планировкой.
Модульные системы позволяют архитекторам и дизайнерам не только настраивать форму и интенсивность света, но и учитывать специфику задач: зонирование, акцентирование, навигация. Это делает их эффективными как в жилых, так и в общественных интерьерах — от офисов до выставочных залов.
Устойчивый подход к дизайну освещения выходит за рамки энергоэффективности. На выставке акцент сделан на материальную составляющую: выбор сырья, методы производства и жизненный цикл изделия. Светильники создаются из вторичных и возобновляемых материалов, с минимальным воздействием на окружающую среду.
Компания ARUP представила модель Internode, корпус которой выполнен из слоистого бамбука — быстро возобновляемого и прочного ресурса. Foscarini разработала серию светильников, использующих переработанный вулканический камень, подчеркивая связь с географическим контекстом и природной эстетикой.
Эти проекты не только демонстрируют экологическую ответственность, но и формируют новый язык формы — грубые, текстурные поверхности, минимализм в отделке, конструктивная открытость. Важно, что устойчивость не становится декоративной темой, а встраивается в системный подход к проектированию.
Одна из заметных тенденций Euroluce 2025 — возврат к ручной работе и ремесленным техникам, адаптированным к современному производству. Речь идет не о ностальгии, а об объединении цифрового и ручного как способе создания уникального и тактильного светового объекта.
Коллекция Cascade от Ли Брума и Lladró объединяет традиционный испанский фарфор с геометрией и светодиодными источниками. В другой работе — Loomo от Максима Велчовски для Lasvit — стекло имитирует текстильную фактуру, отсылая к теме ремесленного плетения. В обоих случаях речь идет о неиндустриальной эстетике, противопоставленной массовому производству.
Для архитекторов и дизайнеров это открывает путь к персонализации и эмоциональной выразительности. Светильники становятся носителями локального культурного кода и визуального характера среды, где они размещаются.
Рост интереса к использованию открытых пространств — террас, садов, уличных кафе — стимулирует разработку освещения, устойчивого к внешней среде и эстетически согласованного с архитектурой. На выставке показано, как наружное освещение интегрируется в ландшафт и архитектурный контекст, сохраняя гибкость и выразительность.
Система Nuvem Outdoor от Мигеля Арруды представляет собой модульную конструкцию, позволяющую создавать навесы из световых ячеек, адаптируемые к форме участка. Решение Air-Lighting от Simes сочетает водонепроницаемость и минималистичный дизайн, предлагая решения для освещения фасадов.
Такие разработки позволяют не только продлить активное использование внешних пространств в темное время суток, но и делают уличное освещение частью архитектурного высказывания.
Цифровые технологии становятся неотъемлемой частью светодизайна, позволяя светильникам работать автономно, реагировать на окружение и обеспечивать пользовательский контроль. На Euroluce 2025 представлено множество решений, где свет становится не просто источником, а элементом умной инфраструктуры.
Лампа Pòta! от Catellani & Smith сочетает традиционные материалы — стекло и латунь — с LED-нитью и возможностью тонкой настройки яркости. Модель Poldina Reverso Solar от Zafferano оснащена солнечной панелью, аккумулятором и датчиками движения, позволяя ей работать без подключения к электросети.
Такие устройства востребованы в проектах, где важны энергоэффективность и мобильность. Они находят применение в гостиничном бизнесе, на мероприятиях, в частных резиденциях и общественных зонах, обеспечивая автономность и минимальную зависимость от внешней инфраструктуры.
Переносные светильники больше не ограничиваются ролью резервного освещения. На Euroluce 2025 они демонстрируются как полноценные элементы обстановки, сочетающие мобильность, дизайн и расширенные функции. Их основное преимущество — независимость от стационарных источников питания и возможность гибкой расстановки.
Серия Parrot от Grau снабжена регулируемой головкой и режимами освещения, адаптированными к различным видам активности — от работы до релаксации. Модель Filicudi от Pedrali совмещает функцию лампы и вазы, подчеркивая трансформируемость и декоративный потенциал.
Эти решения особенно востребованы в жилых и гибридных пространствах, где важно быстро адаптироваться к разным сценариям использования. Они поддерживают тренд на модульность, индивидуализацию и энергонезависимость, становясь частью нового подхода к мобильному и устойчивому освещению.
Выставка Euroluce 2025 зафиксировала переход светодизайна в новую фазу, где свет рассматривается как компонент пространственной экологии. Технологические решения сочетаются с материалами, ремеслом и цифровыми системами управления, чтобы создавать адаптивную, энергоэффективную и культурно чувствительную световую среду.
Каждая из представленных тенденций демонстрирует, как освещение выходит за рамки эстетики и становится частью архитектурной практики. Свет — это уже не просто визуальный акцент, а способ формирования ритма, комфорта и идентичности среды. Будущее светодизайна — это не изоляция технологий, а их интеграция в контексте, в котором живет человек. Именно в этом направлении движется индустрия, и именно это направление фиксирует Euroluce 2025.
На выставке Euroluce 2025 в Милане — ключевом разделе светового дизайна в рамках Salone del Mobile — внимание сместилось от декора к технологии. Свет всё чаще воспринимается не как украшение, а как инфраструктурный элемент: он влияет на комфорт, навигацию, энергопотребление и характер пространства. В экспозициях сочетались ремесло, цифровые решения и забота о человеке. Архитекторы, инженеры и бренды представили гибкие системы, отвечающие запросам времени. Редакция JUNG Media выделила восемь направлений, которые определяют будущее архитектурного и бытового освещения — от модульных форм до переносных и умных светильников.
Компания Kohler начала с простого чугунного корыта, переоборудованного в ванну. Это было в 1873 году, и с тех пор бренд остается в фокусе повседневных ритуалов: кухни, ванные, сантехника — привычная, надежная, лишенная художественного статуса. Все изменилось в 1985 году с запуском программы Artist Editions.
Это был первый шаг в сторону переосмысления утилитарного объекта как поверхности для художественного действия. Инициатива стартовала с шести коллекций, каждая из которых демонстрировала уникальный почерк автора: от керамистов-резидентов до приглашенных дизайнеров. Принцип был прост — не украшение ради украшения, а превращение объекта в носителя истории, ремесла и личности.
С того момента Artist Editions стала платформой для эксперимента. Раковины, унитазы, плитка — все стало пространством для техник, не свойственных сантехнике: ручная роспись, резьба, лазерная печать, стеклянные вставки. В 2021 году Kohler представила первую в мире керамическую раковину, полностью изготовленную с помощью 3D-печати. Новая технология позволила соединить цифровую точность с ремесленной глубиной.
В отличие от музейных объектов, эти изделия проектировались не для витрин, а для повседневности. Они соответствовали тем же стандартам прочности, эргономики и устойчивости, что и линейки массового производства. Но при этом были единственными в своем роде.
Проекты Artist Editions не начинаются с формы. Они начинаются с вопроса: какую историю мы хотим рассказать через предмет? Этот подход зафиксирован с первых выпусков, в том числе в коллекции «Serpentine» Иэна Акселя, где декоративная керамика со змеевидным рельефом становится визуальной метафорой движения воды.
С тех пор каждый выпуск — результат точной работы на пересечении ремесла, визуального языка и инженерной задачи. Команда Artist Editions включает дизайнеров, художников, специалистов по материалам, 3D-моделированию и цифровой визуализации. В последние годы активно используется печать на керамике, 3D-прототипирование и компьютерная генерация геометрий.
Каждое изделие проходит полный цикл: от исследований визуального контекста и материалов до тестирования прочности, совместимости с производственными линиями и нормативных требований. Главный принцип: художественная ценность не может снижать технические характеристики. Раковина должна работать — несмотря на то, что она расписана вручную или собрана из стеклянных сегментов.
Многие проекты разрабатываются в партнерстве с Центром искусств Джона Майкла Колера. Там, в условиях мастерских и керамических лабораторий, художники работают с материалами под руководством технологов и формовщиков. Именно там были созданы такие изделия, как «Rock.01» — скульптурная раковина Дэниела Аршама, спроектированная в цифровом пространстве и напечатанная из глины.
Процесс гибкий, но всегда структурирован. Прототип — это не результат, а момент перехода от идеи к объекту. Именно в этом моменте и происходит то, что Дана Моралес, куратор Artist Editions, называет «материализацией времени».
В отличие от большинства дизайнерских коллекций, Artist Editions не живут по законам ассортимента. Здесь нет логики сезонных обновлений или стандартного переиздания моделей. Каждое изделие — тиражное, но конечное. Даже культовая серия «Cactus Cutter», созданная Артом Нельсоном в 1985 году, не возвращалась в производство, несмотря на устойчивый интерес.
В архиве Artist Editions нет доминирующей эстетики. Здесь встречаются антикварная флористика, геометрия конструктивизма, оптические эффекты и биоморфные формы. Стилистическое разнообразие — не случайность, а принцип. Каждый выпуск — не развитие предыдущего, а отдельный диалог с материалом, функцией и визуальной культурой.
Такое разнообразие стало возможно благодаря институциональной поддержке: внутри Kohler сформирована собственная дизайн-студия, которая координирует внутренние разработки и внешние партнерства. Именно эта команда взаимодействует с художниками, кураторами, технологами и обеспечивает не только художественное сопровождение, но и инженерную реализацию.
Ограниченный выпуск и отказ от повторов — это не маркетинг, а способ сохранить значение каждого изделия. Объекты Artist Editions не устаревают — они прекращаются. Это делает их частью архитектурного или интерьерного нарратива, а не просто утилитарным решением.
Для большинства пользователей сантехника — это инфраструктура, скрытая за чистотой, прочностью и практичностью. Artist Editions ломает эту нейтральность. Здесь умывальник — это визуальное утверждение, а унитаз с ручной росписью — не эксцесс, а знак внимания к повседневному.
Раковина с леопардовым принтом, созданная в рамках одной из недавних коллекций, была не попыткой эпатажа, а продолжением разговора о телесности, узоре, декоре и привычке. В другой серии художник Уильям Вуд имитировал эффект северного сияния с помощью флуоресцентных пятен, добиваясь ощущения движения в статичной поверхности.
Серия «Botanical Study», украшенная турецкими цветами XVI века, отсылает к орнаментальной традиции исламского искусства — и делает это не в музейном формате, а в материале, который соприкасается с руками ежедневно.
Эти объекты не подчиняются стилю интерьера. Их эстетика — автономна. Они могут встраиваться в классическую ванную или модернистское пространство, быть контрастом или центром. Но в любом случае они переносят акцент с формы на историю, с функции — на авторство.
В этом смысле Artist Editions работает как институция: она не просто производит изделия, а формирует взгляд. Делает привычное значимым.
С 1985 года Artist Editions остается уникальной программой на пересечении промышленного дизайна, искусства и архитектуры быта. За это время было создано более сотни коллекций — каждая с собственным автором, ритмом, темой.
Формально Artist Editions существует внутри крупного бренда. Но по сути — это отдельная система, где дизайнеры и художники получают доступ к технологиям, лабораториям, цифровым и аналоговым инструментам. Здесь равенство между функцией и высказыванием. Здесь объект не упрощается ради рынка.
Artist Editions это редкий пример производственной инициативы, в которой ремесло, технология и авторство действуют согласованно. Это не эксклюзив ради статуса, а попытка изменить то, как мы воспринимаем обыденное. Сантехника, обычно скрытая или нейтральная, становится поводом для эстетического опыта.
На фоне массового производства и стандартизации Artist Editions остается лабораторией смысла. Именно поэтому через сорок лет программа не теряет актуальности. Она продолжает задавать вопросы — о материале, форме, зрителе. И предлагает на них ответы, которые невозможно тиражировать.
В дизайне ванной комнаты всё обычно сводится к функции: сантехника, керамика, гигиена. Но уже 40 лет американский бренд Kohler работает в другом направлении — превращая утилитарные объекты в художественные. В 1985 году компания запустила программу Artist Editions, где художники, дизайнеры и керамисты создают уникальные предметы — от расписных унитазов до 3D-печатных раковин. Это не просто сантехника, а коллекционные объекты с авторским стилем и ремесленной ценностью. В новом материале JUNG Media — о том, как устроена эта экосистема и почему эстетика важна даже в самых привычных деталях.
Цветовой круг — один из самых простых и одновременно самых точных инструментов в дизайне. Он позволяет находить устойчивые цветовые связи, работать с контрастом и балансом. Классическая дополнительная палитра — это два цвета, расположенные строго напротив друг друга. Красный и зеленый, синий и оранжевый, фиолетовый и желтый — формулы узнаваемые и мощные, но не всегда пригодные для сложного интерьера.
РДП строится иначе. Вместо прямой оппозиции используется отклонение: один базовый цвет и два дополнительных, расположенных по обе стороны от его антипода. Например, вместо сочетания синего и оранжевого — синий в паре с красно-оранжевым и желто-оранжевым. Такой прием сохраняет контраст, но убирает резкость. Он создает эффект «мягкого напряжения», которое не утомляет.
Главное отличие — в динамике. В обычной дополнительной схеме два цвета вступают в противостояние. В разделенной — они участвуют в распределении: доминирующий, поддерживающий и акцентный. Это делает палитру гибкой, ее легче вписать в интерьер, особенно при сложной текстильной или отделочной палитре.
РДП не очевидна, но именно это делает ее выразительной. Она не создает визуального шума, но удерживает внимание.
Работа с РДП требует не только знания цветового круга, но и внимания к пропорциям. Внутри триады всегда должен быть один главный цвет, один поддерживающий и один акцентный. Это позволяет создать иерархию, в которой цвета не конкурируют, а работают вместе.
Практика показывает, что наиболее устойчивой схемой становится соотношение 60-30-10: основной цвет задает фон и структуру (например, стены, крупная мебель), второй — поддерживает общий тон (ковры, шторы, деревянные элементы), третий — добавляет импульс в виде точек внимания (декор, текстиль, произведения искусства).
Хороший способ начать — выбрать базовый оттенок, с которым комфортно жить ежедневно: глубокий синий, шалфейный зеленый, теплый терракотовый. Два дополнительных подбираются с учетом эмоционального эффекта: они могут быть теплее или холоднее, насыщеннее или светлее — но обязательно должны находиться по разные стороны от антипода базового цвета на круге.
Важно помнить, что разделенная палитра работает не только через краску. Цвет может быть реализован в текстуре, материале, рисунке. Шерсть, металл, дерево, камень — все это участвует в цветовом восприятии. Особенно хорошо, когда цветовая логика проходит через весь интерьер: от стен до мелких деталей.
Свет и нейтральные тона помогают балансировать сложную схему. Они дают визуальный "отдых", соединяют элементы, не вступая в конкуренцию.
Разделенно-дополнительная палитра позволяет строить выразительные и сбалансированные цветовые триады на основе любого базового оттенка. Ниже — примеры, показывающие, как работает этот принцип на практике.
Синий как база
При выборе истинно синего цвета в качестве основного, его разделенные дополнения — это жженый оранжевый и охристо-желтый. Такой триадой можно построить интерьер с прохладным фоном и теплыми акцентами: например, синие стены, кресло из кожи оттенка карамели и текстиль с золотистыми вкраплениями.
Красный как база
К красному подбираются желто-зеленый и сине-зеленый. Получается насыщенная, энергичная палитра, где зелень работает не как фон, а как противовес. Особенно выразительно это смотрится в интерьерах с большим количеством света и текстуры.
Желтый как база
Его сопровождают фиолетовый, склоняющийся к индиго, и пурпурно-синий. Контраст мягкий, но выразительный. Желтый выступает как источник света, а два фиолетовых оттенка — как опора и ритм.
Оранжевый как база
В этой схеме важны сдержанные холодные дополнения: сине-зеленый и фиолетово-синий. Такое сочетание хорошо работает в теплых климатах или в интерьерах, где много дерева и темного текстиля.
Зеленый как база
Разделенные дополнения — красно-оранжевый и пурпурный. Эта палитра особенно хорошо раскрывается в ванных комнатах и кухнях, где зеленый может быть основой для плитки или фасадов, а акценты появляться в элементах отделки.
Фиолетовый как база
Классическое сочетание с оранжевым и оливково-зеленым. Оно не только визуально насыщенное, но и хорошо адаптируемое: его можно смягчить нейтральными материалами или усилить контрастом текстур.
Такие триады позволяют избегать цветового конфликта, не отказываясь от визуальной плотности. Главное — понимать структуру и сохранять баланс.
Разделенно-дополнительная палитра — это инструмент для тех, кто хочет выйти за пределы привычного, не теряя при этом чувства меры. Она не требует эксцентричности, но дает возможность для тонкой настройки атмосферы. Такой подход позволяет работать с контрастом не как с вызовом, а как с методом построения ритма и иерархии в интерьере.
Эта схема особенно ценна там, где важно избежать утомительности визуального насыщения, но сохранить выразительность. Она дает свободу выбора, но требует внимательности к деталям — к оттенкам, пропорциям, материалам, текстурам.
Цвет в интерьере — это не только настроение, но и инструмент композиции. С помощью палитры можно управлять пространством, задавать ритм и акценты. Но как создать выразительный контраст, не перегружая интерьер? Один из ответов — разделенно-дополнительная палитра. В отличие от классических цветовых оппозиций, она строится на нюансах и отклонениях, создавая сложные, но устойчивые сочетания. Это не конфликт, а диалог цветов — сбалансированный, но живой. В новом материале JUNG Media мы объясняем, как работает этот принцип, какие триады использовать и как создать контраст без хаоса.
Гирлянды — один из самых универсальных и пластичных способов освещения открытого пространства. Они формируют горизонтальные связи между элементами сада. В подвешенном состоянии они очерчивают границы — обеденной зоны, внутреннего дворика, дорожки. Обмотанные вокруг деревьев или натянутые над зоной отдыха, они работают как визуальный потолок — не материальный, но архитектурно читаемый.
Вечером гирлянды задают ритм и глубину. Разные уровни подвеса создают динамику, игра света и тени делает атмосферу живой. Особенно важно, что этот тип освещения воспринимается как временный, но именно это дает ему свободу: гирлянды можно адаптировать, перенастраивать, использовать как сезонный элемент.
Архитекторы и ландшафтные дизайнеры рекомендуют использовать гирлянды как часть трехуровневой схемы: общее освещение, рабочее и акцентное. В этом случае гирлянды выполняют первую задачу — создают равномерную, но не агрессивную засветку, на фоне которой можно размещать более направленные источники.
Подвесные фонари создают освещенные точки с высокой плотностью света и минимальной стационарностью. Их можно подвешивать на тросах, крепить к ветвям, монтировать на вертикальных стойках — тем самым формируя слои света на разной высоте. Это добавляет глубину и ритм, делает композицию объемной даже в небольшом саду.
Такой свет хорошо работает в зонах навигации и отдыха. Он не ослепляет, не создает резких теней, но при этом заметно структурирует пространство. Фонари можно размещать асимметрично, группами или по одному — в зависимости от сценария. Их мобильность дает архитектору инструмент для точной настройки сцены в зависимости от времени года, мероприятий или изменений в озеленении.
Важно, чтобы выбранный тип светильников соответствовал общей стилистике сада и архитектуры дома. Когда форма фонаря перекликается с линиями фасада, свет становится продолжением архитектурного языка, а не отдельным аксессуаром.
В отличие от встроенных или подвесных источников света, напольные фонари остаются видимыми днем. Это не только функциональный элемент, но и объект, который участвует в дневной композиции сада. Они могут быть минималистичными, как геометрические столбики, или напоминать скульптуры — с мягкими силуэтами, ручной отделкой, сложной текстурой.
Такие светильники особенно уместны в зонах, где не предполагается постоянной инфраструктуры: на газоне, рядом с качелями, в отдаленных уголках сада. Их можно перемещать, менять угол свечения, адаптировать под сезонное озеленение. Это делает напольные светильники идеальными для создания временных сценариев.
Ландшафтные дизайнеры используют их как средство мягкой локализации: не осветить весь сад, а подчеркнуть конкретное место. Благодаря устойчивым к погоде материалам — металлу, ротангу, бетону — такие фонари сохраняют выразительность в любое время года.
Деревья — это вертикальная архитектура сада. В темное время суток они превращаются в силуэты, теряют объем и читаемость. Точечная подсветка снизу возвращает им структуру и становится способом выявления: кроны, фактуры коры, формы ствола.
Такие светильники монтируются в грунт и направляются вверх под углом. Лучше всего они работают вблизи деревьев с выразительной геометрией: многоствольных, скульптурных, высоких одиночных. Светодиодные прожекторы позволяют регулировать яркость и угол рассеивания, создавая нужный уровень контраста и глубины.
Важно использовать акцентное освещение выборочно — чтобы не перегрузить пространство и не нарушить ночную тишину сада. Один-два подсвеченных дерева, окруженные темнотой, создают куда более сильный эффект, чем сплошная засветка.
Светильники на солнечных батареях — это способ организовать вечернее пространство без проводки и дополнительных источников энергии. Они удобны, экономичны и мобильны. Их можно легко интегрировать в ландшафт: вдоль дорожек, в клумбах, у водоемов. Главное — не использовать их как равномерное освещение, а как элемент ритма.
Свет от таких фонарей обычно мягкий, направленный вниз. Это хорошо для создания приглушенной атмосферы и обозначения маршрутов. Они помогают не осветить все пространство, а показать, куда идти: как световые метки. Особенно важно это в глубоких садах или на участках с перепадом рельефа.
Но у солнечных светильников есть ограничение: низкая мощность и зависимость от уровня освещенности днем. Поэтому профессиональные дизайнеры советуют использовать их в сочетании с другими источниками — как поддерживающий элемент.
Каменная, кирпичная и оштукатуренная стена в саду может быть не только фоном, но и активным элементом композиции. Освещение позволяет выявить текстуру, подчеркнуть неровности, задать ритм. Настенные или встраиваемые светильники дают направленный свет, который "считывает" поверхность и придает ей глубину.
Особенно выразительно работает свет снизу вверх. Он создает драматический эффект, вытягивает структуру, усиливает тень. Важно использовать теплый спектр и мягкие источники, чтобы не превратить стену в прожекторную плоскость. Подсветка может быть статичной или динамичной — с диммированием и сменой интенсивности.
Люстра в саду — это не парадокс, а архитектурный прием. Особенно в патио или под навесом: когда обеденная зона превращается в продолжение интерьера. Такая люстра работает как центр композиции, организует симметрию и обозначает главное место встречи.
Ее задача — не столько осветить, сколько структурировать. Люстра определяет высоту, доминирует в вертикали, формирует мягкий "купол" света. Хорошо, если она визуально перекликается с архитектурой дома — в материалах, цвете, геометрии.
Люстры требуют аккуратности в подборе масштаба и температуры света. Слишком массивная конструкция или холодный свет могут нарушить баланс. Но правильно выбранный объект превращает уличное пространство в полноценную архитектурную комнату.
Цвет в ночном саду — это способ разорвать монотонность и создать эмоциональный акцент. Цветные светильники — не обязательно яркие. Это может быть мягкий синий, приглушенный янтарный или зеленый, усиливающий растения. Главное — использовать цвет дозировано и целенаправленно.
Особенно хорошо работают акцентные светильники, подсвечивающие одну зону: место для чтения, обеденную группу, арт-объект. Цвет добавляет художественности, может подчеркнуть стилистику или, наоборот, создать контраст. Цветной свет — это язык, а не эффект. Он должен вписываться в логику композиции, а не конкурировать с ней.
Огонь — самый древний и самый эмоциональный источник света. Костер или очаг в саду — это не просто освещение, а место притяжения. Он задает ритм вечеру, объединяет людей, создает локальное тепло.
Очаг работает на границе света и тьмы. Вокруг него — круг уюта, дальше — ночная глубина. Это свет, который пульсирует, живет. Важно продумать его расположение: он должен быть центром, но не мешать навигации и не перебивать другие сценарии.
Наиболее незаметный, но важный элемент — свет, встроенный в ступени, дорожки и террасы. Он почти не виден днем, но вечером обеспечивает безопасность и направляет движение.
Такие светильники не должны быть яркими. Их задача — очертить контур, дать визуальную поддержку, не мешая глазам. Особенно хорошо работают теплые, маломощные светильники с узким углом.
Архитектурное освещение сада формирует пространство, влияет на поведение, усиливает структуру и атмосферу. Хорошее освещение не бросается в глаза. Оно подчеркивает, направляет, выделяет. Каждый источник света должен быть встроен в сценарий: визуальный, поведенческий, архитектурный.
Садовое освещение должно рассматриваться, как полноценная часть проектной работы. Здесь нет мелочей — есть композиция, в которой каждый луч имеет значение.
Вечерний сад — это среда, подверженная трансформации. С наступлением темноты исчезают визуальные ориентиры, меняется восприятие масштаба и ритма. Освещение возвращает ландшафту структуру: выделяет траектории, формирует акценты, организует маршруты. Современное садовое освещение — это не набор фонарей, а проектная система, работающая с температурой света, направлением, высотой установки, отражениями и тенями. Хорошо выстроенная схема не освещает все подряд, а подчеркивает фактуру дерева, линию дорожки, структуру стены. Редакция JUNG Media собрала десять практических решений, которые показывают, как работать со светом как с архитектурным материалом. Эти приемы делают сад не просто освещенным, а цельным и атмосферным — даже после захода солнца.
.avif)
Проект Джуньи Ишигами в городе Убе — это не просто дом, а переосмысление идеи пространства как такового. Архитектор отказался от привычной логики строительства: здесь здание не возводили, а извлекали из земли. Сначала вырыли крупные ямы, затем заполнили их бетоном. После затвердевания массив был освобожден — землю вычистили, оставив бетонную структуру с органическими формами, напоминающими сталактиты. Получилось пещеристое пространство ниже уровня улицы.
Интерьер не отделан. Грязь, оставшаяся на бетонных поверхностях, сохраняется как часть архитектуры. Свет проникает фрагментарно, акцентируя неровности и переходы. Пространства соединяются не коридорами, а проемами в массиве. Это не интерьер в традиционном смысле — скорее ландшафт, в который можно войти. Ишигами не имитирует природу — он использует ее как метод.
На первый взгляд Longhouse напоминает сельскохозяйственный ангар или удлиненный промышленный павильон. Его длина — 110 метров, фасад прост и лишен декоративных элементов. Но это не маскировка, а архитектурный выбор: здание действительно работает как сельскохозяйственная инфраструктура. Внутри — жилье, кухня, фермерские функции и образовательные пространства.
Проект реализован студией Partners Hill в штате Виктория. Архитекторы сознательно отказались от идеи дома как отдельного объекта и создали линейную систему, включающую вольеры для животных, теплицы, жилые комнаты, зону приема гостей и школу гастрономии. Здесь нет деления на «функции» и «пространства»: архитектура мыслится как непрерывный процесс.
Дом Quinta do Rei вызывает ассоциации не с жильем, а с бункером, штаб-квартирой или инсталляцией, в которой заблокированы эмоции. Он полностью закрыт от внешнего мира: горизонтальные полосы огрубленного бетона покрывают фасад от основания до крыши, скрывая проемы и превращая здание в монолит.
Архитекторы из студии Contaminar создали объект, где доминирует тяжесть. Композиция многоуровневая, с изломанной геометрией и острыми поворотами. Пространства спрятаны, маршруты неочевидны. Интерьер открывается постепенно — как если бы здание сопротивлялось попытке его понять.
Форма здания следует принципу обороны. От физического климата. От визуального загрязнения. От избыточной открытости. Это архитектура, построенная на контроле: света, движения, взгляда. Внутренние пространства минималистичны, но с тщательно выстроенной светотеневой динамикой.
Blue Dream — первый жилой проект студии Diller Scofidio + Renfro, построенный на побережье США. Но дом не похож ни на частное жилье, ни на то, что ассоциируется с понятием «модернизм». Он словно существует вне времени и вне гравитации: белые, изгибающиеся стены, полупрозрачное остекление, песчаные дюны, которые сливаются с архитектурой.
Визуально это — мираж. Здание отражает свет, размывает границы, растворяется в пейзаже. Фасад не читается как структура: он воспринимается как эффект, как оптический сдвиг. Архитектура исчезает — и этим провоцирует. Невозможно понять, где заканчивается интерьер и начинается наружное. Пространство становится иллюзией.
В то же время, проект технически сложен: точная работа с геометрией, продуманная вентиляция, высокая адаптивность к прибрежному климату. Но все эти инженерные усилия спрятаны под поверхностью. Остается только чувство: дом — как пейзаж, дом — как атмосфера.
Фермерский дом в штате Тамилнад, созданный студией Earthscape Studio, буквально врастает в ландшафт. Его формы — не прямолинейные, а текучие; материал — не отделан, а подчеркивает природное происхождение. Дом построен из армоцемента, покрытого глиняной штукатуркой, и походит скорее на вылепленную вручную скульптуру, чем на здание.
Снаружи он напоминает органическую оболочку, встроенную в землю. Внутри — система проходов, спускающихся в пространство, организованное вокруг озелененного двора. Визуально и тактильно дом воспринимается как продолжение почвы. Пространство — не геометрия, а последовательность телесных ощущений: прохлады, приглушенного света, шелеста листвы.
Жилое здесь не отделено от природного. В архитектуру встроены деревья, воздух, шум насекомых. Границы между «внутри» и «снаружи» исчезают. Архитектор не просто проектирует дом — он формирует укрытие, соответствующее климату и земле.
На юге Чили, на краю лесистого обрыва, расположился дом, который кажется одновременно легким и структурно точным. Casa Detif, спроектированный студией Guillermo Acuña Arquitectos Asociados, — это серия вложенных друг в друга прямоугольников, обернутых решетчатым фасадом из красного дерева.
Архитектура отсылает к сельской утилитарности, но делает это с почти минималистской графичностью. Внешняя структура похожа на коробку из спичек или ящик для хранения, но внутри скрывается сложный пространственный сценарий: с видами на Тихий океан, тенью от реек и теплом натурального дерева.
Дом построен на стыке двух логик: экспонирования и укрытия. С одной стороны — абсолютная открытость ландшафту, с другой — плотная деревянная оболочка, фильтрующая свет и создающая ощущение уединения. Это архитектура, которая работает как экран: она не просто отделяет, она модулирует восприятие.
На склоне в Аликанте расположен дом, форма которого напоминает не жилье, а павильон современного искусства. Проект студии Fran Silvestre Arquitectos — это монохромная зигзагообразная структура, разворачивающаяся по участку, словно архитектура движения. Белый бетон, острые грани, абсолютная чистота линий — все построено на отказе от привычной планировки.
Дом предназначен для большой семьи, но внутри нет ни коридоров, ни классических «комнат». Вместо этого — непрерывная пространственная лента, в которой приватность достигается через ритм, повороты, визуальные барьеры. Это дом без привычной логики, но с четкой последовательностью восприятия.
Форма здания подчинена ландшафту: архитектура следует за уклоном, адаптируется к рельефу, растворяясь в нем. Пространство не сопротивляется земле — оно с ней работает. Интерьер при этом остается аскетичным и светлым, почти абстрактным.
Лабри — дом, в котором человек живет не рядом с природой, а внутри нее. Архитекторы из вьетнамской студии Nguyen Khai Architects & Associates спроектировали здание как череду стеклянных блоков, расположенных в шахматном порядке. Между ними — сады, внутренние дворики и высокие деревья, в том числе жасмин, вьющийся по фасадам и крышам.
Дом организован как открытая система: без главного фасада, без четких границ, без жесткой централизованной планировки. Каждый блок — это часть жизненного цикла: где-то спят, где-то работают, где-то отдыхают. Между этими действиями — не коридоры, а воздух, тень, зелень, звук птиц.
Пространство одновременно уединенное и проницаемое. Архитектура не замыкается — она распределяет: свет, влажность, биологическое разнообразие. В доме соседствуют люди, насекомые, растения. Это не декоративная экология, а активная среда, в которой архитектура не только защищает, но и стимулирует связи между обитателями.
Проект Дом 75.9, разработанный Омером Арбелем, — это не просто здание, а материализация эксперимента. Дом буквально вырастает из земли: бетонные колонны были отлиты в тканевых формах прямо в почве, после чего земля была снята, обнажая структуру. Получился архитектурный ландшафт, в котором опоры выглядят как окаменевшие деревья или архаические колонны.
Внутри пространства ощущаются как полупещеры. Свет поступает сверху, заливая бетон мягким рассеянным сиянием. Элементы интерьера — встроенные, минимальные. Все внимание сосредоточено на материале, текстуре, массе. Этот дом не показывает, как можно жить комфортно — он показывает, как можно жить осознанно.
Снаружи здание почти не видно: оно частично скрыто под землей, интегрировано в сельскохозяйственный ландшафт. Архитектура отказывается от фасада как выражения, сохраняя только структуру и тишину. Визуальная скрытность компенсируется внутренней интенсивностью.
Station Lodge прячется за типовой лондонской улицей — на первый взгляд ничто не указывает на его радикальность. Но за обычным фасадом скрывается дом, построенный архитектором Андреем Салтыковым как личный манифест. Главный элемент — массивная металлическая крыша в форме панциря броненосца. Она покрывает весь объем и формирует внутри трехэтажный атриум.
Вместо стандартного деления на этажи здесь — единое вертикальное пространство, пронизанное светом и воздухом. Крыша работает как щит, создавая ощущение защищенности, но не изоляции. Это не замкнутая структура, а система, допускающая трансформации и адаптацию. Дом собран не как объект, а как оболочка, под которую можно «подложить» разные сценарии.
Материальность играет решающую роль. Металл — не ради индустриальности, а ради гибкости и прочности. Конструкция выглядит жесткой, но в реальности поддается точной настройке. В этом контрасте — идея дома как технологического организма, способного реагировать на обитателя.
Эти дома не похожи друг на друга, но их объединяет одно: ни один из них не следует типологии. Это архитектура, в которой проект — не решение, а высказывание. В каждом случае архитекторы отказываются от универсальности и создают форму, строго привязанную к задаче, месту, личности, климату.
Где-то архитектура становится пейзажем. Где-то — ландшафт превращается в дом. Где-то материал работает как персонаж, а структура — как сценарий. Это не просто жилье, а среды, где жить — значит участвовать в архитектурном процессе. Не образ, не стиль и не удобство становятся определяющими, а точность, индивидуальность и связь с контекстом. Жилище не должно быть повторяемым. Оно может быть единственным. И в этом — его ценность.
Современный дом — это не типовой объект, а личное высказывание. Архитектура отходит от шаблонов и ищет новые формы взаимодействия с ландшафтом, климатом и технологиями. В этом обзоре JUNG Media — проекты, которые по-разному радикальны: одни изолируют жилье от среды, другие впускают природу внутрь; одни работают с материалом как со скульптурой, другие переосмысливают пространство как общественное. Объединяет их одно — отказ быть нейтральными. Это не просто «дизайнерские дома», а архитектура как позиция. Эти 10 проектов показывают, что жить можно не по плану.
.avif)
Визуальные образы, созданные генеративными ИИ, становятся все более реалистичными и технически совершенными. Еще недавно они напоминали цифровые галлюцинации — с искаженными формами и случайными цветами. Сегодня это гиперотполированные визуализации, чье происхождение часто невозможно определить. Они быстро распространяются в цифровой среде — от нейросетевых коллажей до псевдоархитектурных фрагментов, встраиваясь в визуальные алгоритмы социальных платформ.
Архитектура оказалась внутри этой новой оптики. Инструменты, построенные на подсказках и шаблонах, производят визуальные решения, где форма превалирует над логикой, а эстетика — над структурой. Массовое использование универсальных генераторов приводит к созданию образов, которые впечатляют, но не работают — ни как пространство, ни как проект. Это архитектуроподобные изображения без программы, места и телесности.
На фоне этой тенденции появляются платформы, стремящиеся встроить ИИ в профессиональные процессы. Один из примеров — Gendo. Этот инструмент разработан с учетом проектной логики: он позволяет задавать масштаб, материал, структуру. Gendo не заменяет архитектора, а помогает ему формулировать и проверять гипотезы. Это не визуальный конструктор, а модуль проектного мышления. Но такие решения пока остаются исключением.
Феномен AI Slop — термин для обозначения низкокачественного, вирусного ИИ-контента — усиливает разрыв между архитектурой и визуальным представлением. Эти изображения эффектны, но не ситуативны. Их цель — не работа с пространством, а быстрая репликация интереса. Речь уже не идет о среде, а только о сигнале. Это визуальный шум, не создающий архитектурного опыта.
Поток изображений, производимых нейросетями, создает парадокс: архитектура присутствует визуально, но отсутствует пространственно. Эти изображения не проектируются — они конструируются вне логики контекста, без привязки к климату, телу или программе. Пространство в них не задано, оно только нарисовано.
Это состояние напоминает описанный архитектором Ремом Колхасом феномен Junkspace — гиперфрагментированные, насыщенные, но внутренне пустые среды. Раньше такие пространства возникали в торговых центрах, аэропортах, корпоративных атриумах. Сегодня они не нуждаются в физическом носителе. Junkspace перешел в цифровой режим: изображения становятся гиперрендерами — визуально насыщенными, но концептуально размытыми. Они очищены от следов реального мира — без материалов, функций, ограничений.
Такая визуальная архитектура совпадает с понятием non-place, предложенным Марком Оже. Это пространство без идентичности, без истории, без связи с пользователем. Визуальный аналог транзитной зоны. Эти изображения не предполагают опыта пребывания. Они не встраиваются в культуру, не провоцируют поведение, не содержат смысла, кроме собственного визуального веса.
Так формируется новая среда — не архитектурная, а алгоритмическая. Она не проектируется, а транслируется. Не отвечает на запрос, а провоцирует реакцию. Это не пространство, а изображение, потерявшее масштаб, время и связь с реальностью.
Генеративные модели обучаются на больших массивах изображений. Они распознают формы, но не различают смыслы. Их цель — максимизировать визуальную выразительность, а не структурную обоснованность. Это инструмент ускоренной репликации, не связанный с процессом архитектурного мышления.
Результат — поток изображений, которые «выглядят как архитектура», но не являются ею. Масштаб не определен, материалы не читаются, структура не прослеживается. Авторство размывается — не только юридически, но и концептуально. Отсутствует тот, кто принял решение. Остается только алгоритм, имитирующий след.
Такая ситуация продолжает проблему, сформулированную Робертом Вентури и Дениз Скотт Браун в «Уроках Лас-Вегаса». Их «декорированный сарай» — это структура, в которой архитектурное содержание подменяется поверхностным знаком. Современные нейросетевые изображения представляют собой цифровой аналог этой модели: фасад без функции, эффект без логики, форма без задачи.
С исчезновением мышления исчезает и проект. Архитектура становится реакцией на тренд, а не ответом на запрос. Пространственная культура теряет инструмент анализа и выбора. Остается только вариативность, лишенная направленности. Это кризис содержания, который визуальная среда не может компенсировать.
Архитектура начинается с места. Она впитывает климат, ландшафт, материалы, язык обитания. Это не абстрактная форма, а практика, укорененная в контексте. В эпоху визуальной универсальности именно это укоренение становится актом сопротивления.
Кеннет Фрэмптон в тексте о критическом регионализме настаивал на необходимости архитектуры, чувствительной к локальной культуре. Такой подход не отрицает современные технологии, но использует их через фильтр географии и традиции. Он предлагает не повторение образов, а переосмысление среды — с учетом масштаба, памяти, телесного опыта.
Параллельно Мануэль Кастельс анализировал, как глобальные цифровые процессы создают разорванные пространства — среды, не встроенные в локальную ткань. В этих условиях архитектура рискует превратиться в взаимозаменяемую упаковку. Универсальные решения подавляют различия, упрощают идентичность, стирают специфику. Проект становится нейтральным, потому что пытается быть применимым везде.
ИИ-архитектура унаследовала эту логику. Она редко задает вопросы о месте, чаще — о стиле. Она формирует глобализированную эстетику, лишенную трения. Сопротивление этой однородности — не жест против технологий, а усилие сохранить архитектуру как культурный процесс.
Искусственный интеллект не обязан разрушать архитектуру. При правильной постановке задачи он может усилить проектный процесс, ускорить итерации, поддержать принятие решений. Важно не то, что делает ИИ, а как его интегрируют в профессиональные практики.
2016 году искусственный интеллект AlphaGo победил чемпиона мира по игре в го Ли Седоля. Алгоритм использовал стратегии, которые раньше считались ошибочными: нестандартные ходы, нарушающие устоявшиеся шаблоны. Но игра не обесценилась — наоборот, она изменилась. Профессиональные игроки начали изучать ход мышления AlphaGo. В результате сам уровень игры вырос.
Этот опыт — не из архитектуры, он показывает, что ИИ не обязан дублировать человеческий опыт. Он может ставить под вопрос, предлагать альтернативы, стимулировать развитие. При правильной работе он не разрушает дисциплину, а расширяет ее границы.
Архитектура тоже может выиграть от такого взаимодействия. ИИ способен проверять гипотезы, ускорять переход от концепции к визуальной модели, предлагать варианты, которые архитектор интерпретирует, уточняет, отвергает или принимает. Это не процесс замещения, а режим диалога — между человеческим мышлением и алгоритмической вариативностью.
Главное — сохранять авторство. Оставаться в проектной позиции. Использовать ИИ как инструмент, а не как ответ. Тогда он становится не источником шума, а фактором прояснения.
Архитектура — это не изображение. Это процесс, связанный с местом, логикой, памятью и ответственностью. Визуальная среда, насыщенная ИИ-образами, ставит под сомнение границы профессии, но не отменяет ее сути. Напротив, она требует точности, медленного анализа, критического взгляда.
Искусственный интеллект способен усилить проектное мышление — при условии, что архитектор сохраняет контроль. Не отказывается от контекста. Не замыкается в эстетике. Не теряет задачу. Тогда ИИ становится соавтором: инструментом, который ускоряет, уточняет, провоцирует. Но не решает за вас.
Будущее архитектуры не в бесконечных рендерах, а в том, как они используются. Не в визуальной вариативности, а в логике, которая за ней стоит. Именно этот интервал — между идеей и средой — остается пространством архитектуры.
Генеративный ИИ меняет визуальный язык архитектуры. Каждый день создаются тысячи эффектных изображений — башни будущего, биоморфные павильоны, дома на скалах. Эти образы захватывают соцсети и референсы, но часто не связаны ни с местом, ни с материалом, ни с функцией. Архитектура превращается в картинку, теряя глубину и контекст. Редакция JUNG Media исследует, как в эпоху алгоритмов сохранить архитектурную точность и критическое мышление. Что отличает проект от изображения? Как использовать ИИ как инструмент — не в ущерб, а в пользу профессии? И почему настоящая архитектура всё ещё требует понимания, а не просто генерации.
.avif)
Жилое пространство — первая и основная зона взаимодействия человека и животного. Здесь обостряется вопрос масштабов, функций и границ: архитектура должна учитывать поведенческие особенности питомцев, не нарушая при этом комфорта жильцов.
В проекте Positive House испанского бюро Studio ruizvelazquez архитектура работает с идеей текучести и адаптации. Органически сформированные колонны и перегородки скрывают проходы и ниши для животных, не нарушая визуальной целостности пространства. Это не просто «дом с местами для питомцев», а система, где каждый элемент имеет двойное назначение. Пороги проектируются так, чтобы быть доступными для кошек или собак, но визуально оставаться частью пластичной архитектурной формы.
Другой подход демонстрирует китайская студия HDD в проекте Home of Pets. Здесь основной вызов — высокая плотность: в одной квартире размещаются до 40 кошек. Архитектура отвечает предельно рационально — разработаны системы вертикального движения, изолированные зоны питания, встроенные модули для туалетов. В фокусе — гигиена, безопасность и поведенческий комфорт животных. Несмотря на утилитарность, пространство остается эстетически целостным и функциональным как для питомцев, так и для людей.
Оба проекта показывают, что домашняя архитектура уже не может игнорировать потребности животных. Совместная жизнь требует новой типологии жилья, где питомец рассматривается не как дополнение, а как полноправный жилец.
Совместная жизнь с питомцами не ограничивается пределами квартиры. Уход, здоровье и досуг животных становятся частью коммерческой и сервисной инфраструктуры. Это требует новых решений: как организовать пространство так, чтобы животные и люди чувствовали себя равноправными участниками взаимодействия?
В Nova Pets Store от китайской студии say architects отношения между питомцами и их владельцами выстраиваются на принципе наблюдаемого равенства. Архитекторы отказываются от традиционного зонирования, в котором животное — лишь объект обслуживания. Вместо этого пространство устроено так, чтобы и человек, и животное могли одновременно участвовать в процессе — будь то трапеза или уход. Столы рассчитаны на совместное пребывание, хотя пища для каждого своя. Высоты и переходы калиброваны с учетом антропометрии обоих участников. Даже помещения для груминга открыты взгляду: хозяева видят, что происходит, но не вмешиваются — архитектура предлагает им занять наблюдательную, но не отстраненную позицию.
Противоположную стратегию реализует аргентинское бюро Adamo Faiden в проекте Clínica Veterinaria Guayaquil. Здесь пространство стремится быть максимально нейтральным. Архитектура — это высокая, вытянутая зона ожидания с почти сакральной вертикалью. Она не подстраивается ни под человеческий, ни животный масштаб. Речь идет не о совместной активности, а об общем состоянии: спокойствия, терпения, уязвимости. Это не место коммуникации, а место тишины и внутреннего сосредоточения. Такое решение подчеркивает ценность процесса ожидания и заботы как общего опыта для всех видов.
Обе практики предлагают не только новые форматы зонирования, но и этические модели взаимодействия. Архитектура не делит пользователей на «основных» и «вторичных», а переосмысляет само пространство как площадку доверия, наблюдения и заботы — в тех формах, которые приемлемы для всех.
Сегодня внимание к животным выходит за пределы частной архитектуры и проникает в структуру городской жизни. Если раньше инфраструктура для домашних животных ограничивалась огороженными площадками и ветеринарными клиниками, то теперь вопрос стоит иначе: как включить животных в повседневный ритм города — как участников, а не исключения?
Проект Gogoland Pet Community студии Informal Design в Китае предлагает необычную модель. Это не просто кафе с пространством для собак, а сад как общественная структура. Территория устроена так, чтобы собаки могли свободно перемещаться, исследовать, отдыхать, а владельцы — наблюдать, общаться и взаимодействовать с другими людьми. В центре внимания — ландшафт как посредник: мягкие покрытия, тени, зоны покоя и маршруты без жесткого зонирования. Gogoland работает не только как сервис, но и как эксперимент в совместном пространственном сценарии.
Параллельно растет интерес к включению животных в более широкие сферы городской инфраструктуры. В Гонконге обсуждаются адаптированные вагоны в системе MTR и автобусах — со специальными днями допуска для животных. Некоторые тематические парки, например Ocean Park, внедряют «собачьи дни» — возможность для питомцев и владельцев участвовать в общей культурной программе. Кафе, бары и рестораны все чаще допускают животных, особенно при наличии открытых площадок. Это означает не просто допуск, а переосмысление формата сервиса и логистики: от входной навигации до водных станций и зон ожидания.
Выставка «Architecture for Dogs», инициированная Кенией Хара в 2012 году, — еще один важный прецедент. Она не предлагает готовых решений, но формирует язык, на котором можно говорить об архитектуре для животных как о полноправном проектном направлении. Через серию моделей, объектов и сценариев выставка показывает, что животные могут быть не только объектом заботы, а поводом для архитектурной рефлексии. Ее успех в международных институциях подтверждает растущий интерес к инклюзивному проектированию — не только для человека.
Современная городская среда начинает учитывать домашних животных как часть урбанистического целого. Это не вопрос «удобства», а вопрос этики и внимания: возможно ли общественное пространство, где животные не просто терпимы, а желанны? Новые проекты показывают: да — если архитектура перестает быть исключительно человеческой.
Сегодня архитектура все чаще выходит за рамки антропоцентричности. Проекты, рассматривающие животных как полноправных участников городской жизни, формируют новую этику пространства — где архитектура становится инструментом заботы, коммуникации и адаптивности. От домашних интерьеров до общественных площадок и городской инфраструктуры — каждое пространство переосмысливается с учетом не только удобства, но и взаимодействия, эмоционального комфорта и сопричастности.
Этот сдвиг означает не просто гуманизацию среды, но расширение самого понятия устойчивости. Если устойчивое проектирование ранее акцентировалось на материалах и ресурсах, сегодня оно включает в себя внимание к другим формам жизни и разнообразию отношений. Архитектура становится медиатором — между видами, масштабами, сценариями поведения.
Чтобы понять, как города становятся по-настоящему инклюзивными, стоит посмотреть на то, как в них живут не только люди, но и их питомцы. Совместная жизнь с животными — уже не просто личный выбор, а часть городской реальности. В условиях плотной застройки и ограниченного пространства организация среды для человека и животного становится архитектурной задачей — с бытовыми, культурными и технологическими аспектами. Редакция JUNG Media собрала примеры из разных стран, где дизайн учитывает потребности питомцев и становится формой заботы, совместимости и эмпатии. Архитектура — это уже не только про людей, но и про тех, кто рядом.
.avif)
Перед тем как переходить к расчетам, нужно понимать, что именно измеряет яркость, как она соотносится с потреблением энергии и что влияет на эффективность освещения. В светотехнике есть четыре ключевых термина, без которых невозможно точно оценить потребности в освещении:
Люмен (lm)
Люмен — это основная единица измерения светового потока. Она показывает, сколько света излучает источник. Чем выше число люменов, тем ярче свет. Например, обычная лампа накаливания на 100 Вт дает около 1600 люменов.
Ватт (W)
Ватты — это показатель энергопотребления, а не яркости. Разные источники света при одинаковом количестве ватт могут давать разное количество люменов. Светодиоды выигрывают за счет меньшего потребления и большей световой отдачи.
Эффективность (лм/Вт)
Этот показатель отражает, сколько света вы получаете на каждый потраченный ватт энергии. Энергоэффективные светильники дают больше люменов при меньших затратах. Например, 10-ваттный LED с эффективностью 100 лм/Вт выдает 1000 люменов.
Фут-свеча (fc)
Фут-свеча — это мера освещенности: количество света, падающего на одну квадратную поверхность с расстояния в один фут. В европейской системе аналогом является люкс: 1 фут-свеча примерно равна 10,76 люксам (лк). Разные помещения требуют разного уровня освещенности, измеряемого именно в фут-свечах.
Чтобы определить, сколько света нужно для конкретного помещения, используется простая формула: Площадь комнаты (м²) × уровень освещенности (лк) = необходимое количество люменов
Уровень освещенности зависит от функции пространства. Ниже — ориентировочные значения в люксах:
Пример:
Для кухни площадью 12 м², при рекомендованных 400 лк, потребуется:
12 × 400 = 4800 люменов
Это количество можно распределить между несколькими источниками света: потолочным светильником, подсветкой рабочих зон, встроенными точками.
Рассчитанное значение — отправная точка. Но реальное восприятие света зависит от множества факторов: цвета поверхностей, высоты потолков, конструкции светильников и личных предпочтений. Вот как учитывать ключевые параметры:
Правильное количество люменов — только часть задачи. Важно и распределение света: разные зоны требуют разной интенсивности и типа освещения.
Комбинируя эти уровни, можно выстраивать световые сценарии под разное время суток и задачи. Особенно удобно это делать через системы управления или диммеры.
Понимание того, как работают люмены, фут-свечи и эффективность, помогает не просто осветить комнату, а выстроить грамотную световую среду — адаптивную, функциональную и комфортную. В условиях, когда свет становится частью интерьерной логики и влияет на физическое самочувствие, внимательное отношение к его расчету — не роскошь, а необходимость.
Редакция JUNG Media рекомендует использовать базовые формулы как отправную точку, но всегда учитывать контекст: материалы, высоту, сценарии и личные предпочтения. Свет — это не только физическая единица, но и архитектурный инструмент.
Свет формирует восприятие пространства, влияет на самочувствие и управляет ритмами повседневной жизни. В архитектуре и дизайне освещение — это один из ключевых инструментов организации среды. И сегодня, когда светодиодные технологии позволяют точно настраивать параметры, на первый план выходит не выбор формы, а расчет количества света. В этой статье мы разберем основные параметры, необходимые для грамотного проектирования освещения: люмены, эффективность, фут-свечи. А также объясним, как с их помощью определить оптимальную световую мощность для любого помещения и как адаптировать расчет под специфику интерьера — от цветовых решений до высоты потолков.
